Когда мы выехали, сказать, что было тяжело - ничего не сказать. Родители жили у маминой подруги, которая пригласила к себе и была рада только первую неделю, дальше мы были в ловушке - денег у нас брать никто не хотел, но попрекать почти что вдыхаемым воздухом начали, все это сопровождалось мученическими гримасами и религиозным бормотанием о помощи сирым. Когда наконец сделка по квартире была закрыта и мы въехали в свое жилье, лучше стало в первые два дня, а потом мы стали поедом есть друг друга: все на взводе, без будущего, без доходов и без малейших идей, как быть дальше, мы устраивали жесточайшей рубища до слез, истерик, потерь сознания и сердечных приступов. Однажды, когда пыль улеглась, я, всхлипывая, сказала, что просто хочу покончить с собой. Не угрожая, ни в коем случае, просто как факт. И родители меня поняли, именно эту спокойную интонацию и саму суть. По тому, как они на меня посмотрели, я поняла, что я не оригинальна, и попыталась пошутить про коллективный суицид, чтобы быстрее избавиться от этой мысли, но никто даже не улыбнулся.
Когда описываешь, это кажется таким плоским, как кусок какого-то триллера, вырванный из контекста, но я слишком хорошо помню это ощущение, придающее объем этим словам. И понимаю, что оно не ушло, оно спряталось, и готово в любой момент вылезти и навалиться с новой силой. Поэтому я стараюсь не думать о 30% подоходного налога, отсутствии жилья в спб, жирном кресте на детях и каком-то радужном будущем, потому что выход начинает видеться один - нет человека, а значит нет проблемы.